Архимандрит Августин (Никитин)
Франция и Россия: от Людовика XIII до Петра I
Опубликовано в журнале Нева, номер 10, 2010

Архимандрит Августин (Никитин)
Архимандрит Августин (в миру —Дмитрий Евгениевич Никитин) родился в 1946 году в Ленинграде. В 1969 году окончил физический факультет Ленинградского университета. Трудился преподавателем в Доме культуры им. Шелгунова. В 1973 году принял монашеский постриг с именем Августин. Пострижен в монашество митрополитом Никодимом в Благовещенской церкви его резиденции в Серебряном Бору в Москве. В 1974 году им же рукоположен во иеродиакона и иеромонаха. Окончил Ленинградскую Духовную академию (1975), с этого времени — преподаватель, с 1978 года — доцент Санкт-Петербургской Духовной академии.

Франция и Россия: от Людовика XIII до Петра I

Становление русско-французских церковных связей началось еще в домонгольскую эпоху. Большие заслуги в этом принадлежат дочери св. равноапостольного князя Владимира Анне, в 1049 году вышедшей замуж за французского короля Генриха I1. После татаро-монгольского нашествия на Киевскую Русь в середине XIII века связи с Францией были надолго прерваны. Они возобновились лишь в XVII веке — при короле Людовике XIII (1610–1643).

Со второй половины XVI века сведения о религиозной жизни Франции стали поступать в Москву от послов, направлявшихся в Россию с дипломатической миссией. Одним из таких событий стала Варфоломеевская ночь, когда в Париже в ночь на 24 августа 1572 года произошло массовое умерщвление протестантов-гугенотов. Уже в следующем, 1573 году в Россию прибыло посольство от германского императора Максимилиана II (1527–1576). Глава посольства — Магнус Паули — поведал московским правительственным кругам о драматических обстоятельствах, связанных с Варфоломеевской ночью: о борьбе во Франции двух вероисповедных лагерей; о видимости примирения между ними в связи с женитьбой наваррского короля Генриха на Маргарите Валуа, сестре французского короля Карла IX, о жестоком избиении по приказу Карла IX съехавшихся в Париж по случаю свадьбы гугенотских дворян, а также простых горожан.

Вот как звучит рассказ Магнуса Паули, записанный в одном из русских “посольских дел”: “Король францовский воевался с королем нафарским, а воевался, умыслил злодейским обычаем, чтобы с ним помиритись, а помирився, зговорил сестру свою за нафарского короля. И король нафарский приехал на свадьбу, а с ним многие люди великие приехали. И король нафарского, затя своего, изымал и посадил в тюрьму, и ныне сидит в тюрьме, а людей его, всех бояр и дворян и всяких людей и з женами и з детьми тое же ночи побил и до одинова, а сказал — побил их для веры, что они не его веры, да которое и его земли и тое же веры с тем королем з нафарским, а францовской не той веры, и король францовской и тех побил; всего в то время побил всякого человека и со младенцы до ста тысяч”2.

Вскоре эти сведения дополнил русский посол К. Скобельцын, направленный из Москвы к императору Максимилиану II в том же 1573 году. В отчете о европейских делах Скобельцын писал о том, что у французского короля “с своими людьми война великая за веру”, в связи с чем богатая раньше казна короля “поистощилась”3. О размежевании сил во французской религиозной войне русское правительство получило сообщение и в 1578 году из донесения посланника Квашнина: “Францовский король Хендрик бьется со своими людьми о вере: он держит латынскую веру, а люди его держат люторскую веру”4.

О дальнейшем развитии событий русские правительственные и церковные круги могли узнать из сообщений Ивана Шевригина, который был послан в августе 1580 года к германскому императору Рудольфу II (1576–1612) и папе Григорию XIII (1572–1585). Статейный список И. Шевригина включает сведения о религиозной войне во Франции: “…францовский король верует половиною своею землею римскую веру, а другая половина верует веру люторскую, и о вере у них промежу себя королю францовскому живет с люторы война великая”5. Как видно из приведенных текстов, Шевригин, как и Квашнин, ошибочно называют французских гугенотов — последователей реформатского учения Жана Кальвина, “люторами”, то есть лютеранами. Русские послы, знавшие, что Мартин Лютер был родоначальником Реформации в Европе, все имевшиеся к тому времени протестантские направления воспринимали как лютеранские. Упоминая, например, о Реформации в Англии, Шевригин пишет: “и у англинской королевы брань с лютори по тому ж меж себя живет о вере”6.

Как известно, в ходе религиозной войны между французскими католиками и гугенотами наступило временное затишье, после того, как в 1579 году обе стороны заключили мирное соглашение в Пуатье. Это обстоятельство отмечено в статейном списке Афанасия Резанова, гонца к императору Рудольфу II, возвратившегося в Москву 26 июня 1581 года; он сообщает: “нынеча у францовского короля розни в земле нет”7.

Но в дальнейшем религиозная война разгорелась с новой силой. В середине 1580-х годов, при больном короле Генрихе III, гугенотский лагерь, возглавляемый Генрихом Наваррским и базировавшийся преимущественно на юге страны, противостоял образовавшейся на севере Католической лиге, вождем которой был герцог Генрих Гиз. Эти события стали достоянием гласности в московских кругах после того, как в 1584 году к императору Рудольфу II было отправлено очередное посольство. Посланник Л. Новосильцев докладывал: король Генрих III “добре (очень. — Авт.) болен”, “и о его государстве Францовском с королем Наварским воюется Гвиза француз”8.

В 1593 году французским королем стал Генрих IV (1593–1610), гугенот-кальвинист по убеждениям, принявший католичество ради восшествия на престол (“Париж стоит мессы”). Воцарение Генриха IV принесло облегчение французским гугенотам, а Нантский эдикт, изданный в 1598 году по его повелению, гарантировал им религиозную свободу. Так был положен конец религиозной конфронтации, во Франции нормализовалась внутренняя обстановка. Это способствовало и установлению прямых отношений между Россией и Францией.

В 1615 году царь Михаил Федорович (1613–1645) отправил послов Ивана Кондырева и подьячего Неерова к Людовику XIII (1610–1643), чтобы сообщить о своем восшествии на Московский престол и просить помощи против шведов и поляков. Но посольство вернулось в Россию без каких-либо результатов: в те годы французы не признавали прочным положение русского царя, так как престол у него оспаривался Владиславом — старшим сыном польского короля Сигизмунда (впоследствии — польский король Владислав IV, 1632–1648).

В те годы Россия уже имела активные торговые и дипломатические отношения с такими европейскими странами, как Англия и Голландия. Французские купцы также желали принять участие в выгодных для них торговых делах с Россией, и в результате их усилий русско-французские связи стали постепенно налаживаться. В 1628 году они подали кардиналу Ришелье документ, в котором утверждали, что “предполагаемая ими (купцами. — Авт.) торговля принесет большую выгоду нашему королевству”. В связи с этим французские купцы просили кардинала Ришелье “написать великому князю Московскому, дабы исходатайствовать для помянутых купцов самые выгодные условия в торговых сношениях, а также право свободно исповедовать католическую религию тем из╥ них, которые поселятся в Московии”9.

Французские купцы знали о миссионерских устремлениях кардинала Ришелье и для обоснования своей просьбы использовали следующий довод: “Поселение французских купцов в Московии облегчит со временем распространение католической религии во всей России, — писали они кардиналу. — Они (русские. — Авт.) придерживаются той же веры, что и греки, исключая того, что не признают (юрисдикцию. — Авт.) Константинопольского патриарха и, следовательно, не имеют такого отвращения к папе; и действительно, нет никакого указа, запрещающего в Московии исповедовать католическую религию”10.

Французские купцы знали еще об одной страсти кардинала Ришелье: он собирал редкие книги и рукописи; поэтому они не преминули в своем письме упомянуть и о том, что в России “есть несколько монастырей, имеющих большое количество оригинальных рукописей греческих отцов Церкви, принесенных в эту страну после покорения Греции турками. Если установится торговля с Россией, легко будет получить эти рукописи и другие книги, которых у нас нет”11.

Все эти доводы, по-видимому, подействовали на влиятельного кардинала, и в 1629 году в Россию было отправлено ответное посольство. Французским послом был назначен де Гай Курменен (Des Hayes de Courmenin), известный также как Людовик Деганс. Посольство пробыло в Москве несколько месяцев; 12 ноября 1630 года в русской столице был заключен договор с Францией. Михаил Федорович вручил французскому послу грамоту для Людовика ХШ, в которой сообщал о том, что разрешает французам торговать в его владениях; на территории России им дозволялось исповедовать римско-католическую веру, иметь своих священников и монахов для управления делами паствы, с тем, однако, чтобы не отправлять всенародно богослужения по обрядам римско-католической веры12.

Эта новость вскоре стала известна другим иностранным посланникам, находившимся тогда в Москве; одним из них был Адам Олеарий, в 1633 году прибывший в Москву в составе голштинского посольства. Он в своих записках сообщал об этом событии, отметив вероисповедный аспект переговоров. “Король французский Людовик XIII прислал посла по имени Луи-де-Гэ к великому князю, с просьбой разрешить французской нации свободу торговли в России, — писал Олеарий. — При этом он сделал попытку добиться постройки для них католической церкви. Однако в этом ему был отказано”13. Объясняя причину отказа, Олеарий ссылается на исторические обстоятельства, побуждавшие в то время русских христиан сдержанно относиться к римокатоликам. “Эта древняя и как бы прирожденная ненависть и недружелюбие русских к папистам или Латинской Церкви впитана их предками от греков и их религии, — продолжал Олеарий. — И от них передана потомству и получила дальнейшее развитие. Так как русские являются сторонниками Греческой Церкви, то они полагают, что в этом деле должны разделять вражду, которую Греческая Церковь хранила по отношению к латинской в течение многих сот лет”14.

И действительно, в те годы, которым предшествовала эпоха Смутного времени и польско-литовское нашествие на русские земли, отношения православных к католикам были недружественными и без греческого влияния. Но, тем не менее, связи между православной Россией и католической Францией продолжали развиваться; русские посланники были приняты при дворе Людовика XIV (1643–1715) в 1654 году. В истории русского государства этот год был особым: в 1654 году произошло воссоединение Украины с Россией. До этого времени земли Киевской Руси на протяжении многих лет входили в состав Польско-Литовского государства, имевшего тесные связи с Францией.

Одним из французов, который посетил в эти годы украинские земли, был инженер Боплан (Beauplan); он служил польским королям Сигизмунду III и Владиславу IV в звании старшего капитана артиллерии и королевского инженера. Боплан провел около 17 лет на Украине; он объездил все ее земли, Вернувшись во Францию после смерти Владислава IV (ск. в 1648 году), он издал книгу “Desciption d’Ukranie, qui sont Pluseurs Provinces du Royaume de Pologne” (Rouen, 1650). Вполне закономерно, что Боплан уделяет особое внимание описанию Киева и его церковных достопамятностей. Прежде всего, он отмечает, что Киев — некогда могущественный центр Древней Руси, — так и не смог до конца оправиться от татаро-монгольского нашествия. “Из старинных храмов уцелели только два, — в воспоминание времен минувших, — Софийский и Михайловский, от прочих же остались одни развалины, из коих замечательны полуразрушенные стены храма св. Василия, вышиною от 5 до 6 футов, покрытые греческими надписями… В развалинах открывают гробницы многих русских князей. Храмы Софийский и Михайловский перестроены по древнему образцу”15.

Далее французский автор более подробно говорит о Софийском соборе, вид которого “прекрасен, с которой стороны на него ни посмотреть; стены его украшены мозаическими изображениями и картинами, составленными из разноцветных, блестящих подобно стеклу камешков, столь искусно подобранных, что сии картины трудно отличить от живописных или от обоев; свод выведен из глиняных горшков, наполненных и оштукатуренных гипсом. В этом храме находятся памятники многим государям; при нем живет архимандрит”16.

По поводу церкви св. Михаила Боплан замечает, что этот храм “называется таке Златоверхо-Михайловским, потому что покрыт вызолоченною жестью; здесь показывают мощи великомученицы Варвары, принесенные, как говорят, во время войн Никомидийских”17. О других православных храмах Киева Боплан сообщает: “жители греко-российского исповедания владеют десятью храмами, которые называются церквами. Один из них с Университетом или Академией, известный под именем Братской церкви (Киево-братская [Могилянская] школа. — Авт.), лежит близ ратуши; другой построен под замком, — если не ошибаюсь, — во имя св. Николая; остальные рассеяны по всему городу”18.

Будучи выходцем из католической Франции, Боплан не мог не упомянуть и о положении римско-католической общины в Киеве. “Католики имеют в этом городе 4 храма: кафедральный, доминиканский на рынке, бернардинский под горою и с недавнего времени иезуитский: отцы иезуиты поселились между Днепром и бернардинами”19. “Город разделяется на две части, из коих одна называется Епископским городом: в ней находится кафедральный храм; а другая, заключающая в себе католические и греческие (православные. — Авт.) церкви, — Мещанским”20.

Знаменитая Киево-Печерская лавра также оказалась не обойденной в описании французского автора. Он посвятил ей много места; при этом правдивые и вымышленные сведения причудливо переплетаются под его пером. “На полмилю ниже Киева лежит селение Печеры с большим монастырем, в коем обыкновенно живет митрополит, или патриарх, — пишет Боплан. — Близ монастыря, под горою, находятся пещеры, род подкопов, в которых около 1500 лет покоятся мощи святых. Уверяют, что первые христианские отшельники, избегая гонения язычников, вырыли сии подземелья для служения втайне Спасителю. Там показывают мощи св. Иоанна, которые по пояс находятся в земле. Монахи рассказывали мне, что св. Иоанн, предчувствуя кончину свою, вырыл для себя глубокую могилу: приготовясь к смерти и простясь с братиею, по наступлении смертного часа, он опустился в нее, но по милосердию Всевышнего не более, как по пояс, хотя могила была и глубже.

В пещерах почивают мощи св. Елены, особенно уважаемые. Там показывают цепь, которою, по уверению отшельников, диавол бил св. Антония: она имеет силу изгонять злых духов из беснующихся. Три мироточивые главы заключаются в чашах: исходящее из них миро исцеляет от многих болезней. Сверх сего в пещерах почивают мощи других замечательных лиц, в том числе и 12 каменщиков, построивших церковь: все они хранятся как драгоценная святыня”21.

Упомянув про Киевского митрополита, французский автор уточняет далее, что тот имеет покои в Киево-Печерском монастыре и “зависит от патриарха Константинопольского”22. Говоря о киевских монастырях, Боплан сообщает и о женском монастыре, находившемся недалеко от Киево-Печерской обители (“против оной”). Его насельницы, “числом до ста, занимаются вышиванием и продают посещающим обитель свою искусную работу. Они пользуются свободой выходить из монастыря, когда им угодно; прогуливаются обыкновенно в Киеве, отстоящем не далее полмили; носят платье черное и, подобно католическим монахам, ходят попарно”23.

И, наконец, завершая свой рассказ о монашеской жизни в Киеве, Боплан пишет: “Между Киевом и Печерами, на горе, омываемой Днепром, лежит монастырь Николаевский. Монахи употребляют в пищу только рыбу; впрочем имеют право выходить из обители для прогулки и посещения знакомых”24.

Интересны заметки, касающиеся традиций и обычаев православных жителей Киева. Боплан пишет, что “веру казаки исповедуют греческую, называя ее русской”25; он рассказывает о древней традиции постов, которая строго исполнялась православным населением: “Быв уверены, что от соблюдения праздников и постов зависит блаженство будущей жизни, они строго наблюдают их, воздерживаясь во время поста, то есть около 8 или 9 месяцев в году, от употребления мяса”26.

Внимание Боплана не могли не привлечь православные богослужения, особенно те, которые совершались в канун Пасхи Христовой. Описание некоторых из них он предлагает вниманию своих читателей. “В Страстную Субботу все идут в церковь, для присутствования при церемонии, которая состоит в том, что кладут в гроб изображение Спасителя (плащаницу. — Авт.) и потом вынимают оное с большим торжеством. После сего мужчины и женщины, юноши и девицы, преклонив колена пред владыкою, то есть епископом, подают ему по яйцу, расписанному красной или желтой краской, говоря: “Христос воскрес”; епископ, взяв яйцо, отвечает: “Воистину воскрес…” Митрополит Могила (Петр Могила, сконч. В 1647 году. — Авт.), глава всех украинских епископов, исполняет обряд сей в Киеве так же, как и самый бедный сельский священник, который по-малороссийски называется господином”27.

Необычным для выходца из Франции показался и обычай христосования, издавна бытовавший среди православных христиан на Руси и Украине. “В продолжении осьми дней нельзя выйти из дома без доброго запаса крашеных яиц, чтобы христосоваться оными со всеми друзьями, — пишет Боплан. — Украинцы, встретив на улице знакомого или знакомую, говорят: “Христос воскрес”, и получив в ответ “воистину воскрес”, дают яйцо, обнимаются и целуются; получивший яйцо со своей стороны обязан отплатить тем же и с тою же церемонией”28.

После воссоединения Украины с Россией в 1654 году перед московским правительством встал вопрос об освобождении южных земель от турецкого господства. В силу тогдашней расстановки сил на европейском континенте, Россия и Франция могли бы стать естественными союзниками в борьбе против Оттоманской Порты.

Союз двух христианских государств сыграл свою благотворную роль во время русско-шведской войны 1656–1658 годов. Так, в июле 1657 года Людовик XIV написал Алексею Михайловичу письмо, начинавшееся словами: “Без сомнения, нам легко будет убедить Ваше величество, исповедующее ту же, что и мы, святую веру, что обязанность всякого короля, императора и христианского монарха — стараться помешать пролитию человеческой крови”29. Далее французский король предлагал свое посредничество в примирении России и Швеции. И хотя ему не довелось принять в этом прямого участия, но, по словам русского историка, “на окончательный мир со Швецией — Кардисский, заключенный в 1661 году, французская политика осталась не без влияния”30.

С намерением заключить русско-французский союз против турок прибыло во Францию русское посольство, возвращавшееся в 1667 году из Испании. Но Франция имела в те годы хорошие отношения с Оттоманской Портой, и договоренность о русско-французском союзе против турок достигнута не была. Однако обе стороны желали, тем не менее, развивать отношения; примечательно, что в ходе переговоров с французским правительством русские послы, среди прочих вопросов, ставили и вероисповедный, настаивая на том, чтобы в будущем “московским купецких и иных чинов людем во французском государстве вольно по своей вере отправлять Божественную службу”31.

Во время пребывания русского посольства во Франции произошел инцидент, также имевший отношение к богослужебной сфере. На пути из Испании во Францию русские посланцы прибыли в город Байонну — порт на берегу Бискайского залива. В этом пограничном французском городе местные таможенные власти обратили внимание на иконы, которые имелись в посольском обозе и, несмотря на протесты членов посольства, с них была взыскана пошлина. В посольском “статейном списке” по этому поводу сообщается, что в Байонне откупщик “увидел у посланников образы окладные, Спасов, да Пресвятыя Богородицы, и говорил: не токмо де с вашего посольского платья, и со всякой рухляди пошлину возьмет, да и с образов, что на них оклады серебряные с каменьем и с жемчуги. И стольник Петр и дьяк Семен ему говорили: “враг Креста Христова! как ты не устрашился так говорить, что с образа Содетеля нашего (спасения. — Авт.) и Господа Иисуса Христа, Сына Божия, и Пречистыя Его Матери, Пресвятыя Богородицы, что на тех святых и честных иконах утварь устроена по нашей благочестивой христианской вере, и ты с того хочешь пошлину взять?” И, выговоря ту речь, стольник Петр бросил ему сто золотых своих двойных (дублонов. — Авт.) на землю”32.

Русским православным христианам было непонятно такое отношение к святыне, и когда на пути в Париж посольство было встречено королевскими властями, то русские посланцы пожаловались на самоуправство “откупщика”, который подчинялся герцогу Антуану де Грамону (1604–1678), маршалу Франции. По их словам, откупщик “взял у нас пошлину с Животворящего Креста Господня и с образа Пресвятыя Богородицы и тем учинил нам великое бесчестье, а того ни в которых государствах, не только в христианских, и в мусульманских не бывает”33.

Эта жалоба была с пониманием выслушана представителями королевского двора, и русским послам было обещано, что “велит-де королевское величество за те золотые, что взяты у вас в Байоне, из своей королевской казны заплатить вам здесь”34. Прибыв в Париж, русские послы снова напомнили о своей просьбе, жалуясь, что “взял откупщик с них пошлины двести червонных золотых, с образа Пресвятыя Богородицы и с Животворящего Креста с окладов, и с посольского платья, и как были они посланники в ответе, и о том думным людем говорили, чтоб королевское величество велел те двести золотых нам отдать”35.

В конце концов эта просьба была уважена, и по окончании переговоров, незадолго до отъезда из Франции, “сентября в 16-ый день пристав де Берлис стольнику Петру привез, по указу королевского величества, сто дублонов, что взял у него в Байоне пошлины откупщик маршала дюка де Грамона”36.

Весной 1681 года во Францию было отправлено очередное русское посольство. 20 апреля русские послы Петр Иванович Потемкин и Степан Волков прибыли в Париж. Они были размещены недалеко от французской столицы — в Сен-Дени, где провели 10 дней. Во время своего пребывания в Сен-Дени они осматривали гробницы французских королей, мощи святых и ризницу старинного аббатства37.

Французские католические круги решили использовать благоприятное развитие отношений между обеими странами. Вскоре после возвращения русского посольства из Франции, в Москву прибыли два французских члена “Общества Иисуса” — Авриль и Боволлие. К этому времени царь Федор Алексеевич уже скончался (1682), и на престол были поставлены царевичи Петр и Иоанн (совместное правление с 1682-го по 1696 год). Поэтому французские иезуиты имели рекомендательное письмо от Людовика XIV к царям Петру и Иоанну. Король просил пропустить через русские земли этих иезуитов, отправлявшихся в Китай проповедовать христианство, и оказать им посильную помощь.

Но при рассмотрении этой просьбы отрицательную роль сыграли некоторые дипломатические трения, имевшие место в 1681 году, во время пребывания русского посольства во Франции. Так, например, в грамоте, данной русской стороне, не был указан царский титул Федора Алексеевича и т. п. Поэтому, когда французских миссионеров пригласили в Посольский приказ, то им от имени царей Петра и Иоанна было объявлено следующее решение: “Королевское величество французский в грамоте своей, которую вы объявили, писал противно и необыкновенно, и для того великие государи этой грамоты принять у вас и чрез города великороссийского царства в Китай пропускать вас не указали, а указали грамоту отдать вам назад и отпустить в свою сторону тою же дорогой, какою вы приехали. Да и для того великие государи вас пропустить не указали: когда у короля вашего были царские послы, тогда государь ваш во время посольства их показал многую противность с бесчестием на сторону их царского величества”38. Таким образом иезуиты были вынуждены вернуться обратно во Францию.

Переговоры России с Францией о возможном союзе против турок продолжались и в дальнейшем. С 1676-го по 1681 год шла война России с Турцией и Крымским ханством. В 1687 и 1689 годах русская армия предприняла поход в Крым. Цари Петр и Иоанн подняли оружие против турок в союзе с католической Польшей; в их намерения входило привлечение к этому союзу и Франции. Как сообщается в делах Посольского приказа, русские послы “прибыли от своих государей (Петра и Иоанна. — Авт.) к его величеству (Людовику XIV. — Авт.) как к знаменитейшему властителю на свете, чтобы умолять его вступить в этот союз и присоединить к их оружию свое во славу имени христианского”39.

Переговоры по-прежнему имели место в Сен-Дени. В ходе встречи 1 сентября 1687 года французский представитель де Круасси сообщил, что король Людовик XIV готов всеми возможными средствами поддерживать доброе согласие и дружбу между Францией и Россией. Французский дипломат поднял прежний вопрос о русско-французском сотрудничестве на миссионерском поприще в Китае. По его словам, Людовик XIV, “усердно заботясь о преуспеянии и славе веры христианской, посылает иногда миссионеров в Китай для проповедования ее язычникам, а так как Его величество узнал, что из Тобольска, столицы Сибири, отправляются дважды в год караваны в Пекин, столицу Китая, то цари (Петр и Иоанн. — Авт.) сделали бы Его величеству удовольствие, облегчив этот переезд иезуитам и другим миссионерам, отправляющимся в Китай, ибо этот путь гораздо вернее и короче морского, требующего два раза переезжать через экватор”40. И если ранее по вероисповедным вопросам русские представители занимали сдержанную позицию, то в данном случае русский посол просил, чтобы Людовик XIV не сомневался “в их (царей. — Авт.) на то согласии”.

В конце XVIII века русско-французские связи продолжали расширяться. В 1689 году в Москву прибыл дипломатический агент французского правительства де ля Невиль (De La Neuville). Его сочинение “Relation Cirieuse et nouvelle de Moscovie contenant l’еtat present de cet Empire” (Париж, 1698) является одним из интереснейших источников для истории тех смут, которые переживало русское государство в 1680-х годах, и для характеристики этой эпохи в целом. В главе под названием “Нравы и религия москвитян” уделено внимание истории русского патриаршества.

“Патриарх Московский прежде жил в Киеве, но когда сей город перешел к москвитянам, последние получили разрешение перевести его резиденцию в Москву, — сообщает Невиль. — Патриарх избирается обыкновенно из числа митрополитов и утверждается царем. Он не может быть свергнут, как это случилось с его предшественником (патриархом Никоном. — Авт.), никем, кроме патриархов Царьградского и Антиохийского”41.

Невиль прибыл в Москву в последний год патриаршества святейшего Иоакима (1674–1690), о котором в своих записках он уже упоминал как о “ныне умершем”. За годы патриаршего служения Иоакима улучшился быт духовенства. В 1685 году в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия. В 1687 году в состав Московского патриархата вошла Киевская митрополия. Но Невиль описывает лишь внешние атрибуты патриаршей власти; он сообщает своим читателям об увиденных им процессиях, в которых принимало участие высшее духовенство, облаченное в роскошные ризы: “Патриарх и митрополиты носят всегда священническую рясу, которую никогда не снимают, едут ли в экипаже или даже верхом. Им предшествует с крестом прислужник, который, как и прочие, идет с обнаженной головой… Мантии их отличаются от мантий наших епископов только тем, что они отделаны множеством погремушек и бубенчиков (звонцы. — Авт.)… Идущие близ митрополита или патриарха несут огромные изображения Богоматери, украшенные золотом, серебром, драгоценными камнями и жемчужными четками… Затем следуют игумены, за ними митрополиты и позади всех, в некотором расстоянии, идет патриарх в жемчужной шапке, за исключением трех корон, весьма похожей на папскую тиару”42.

В своем сочинении Невиль описывает православное богослужение, но его заметки содержат неточности, поскольку он, как инославный, не имел возможности посещать русские храмы. “Москвитяне ограничиваются лишь тем, что присутствуют при богослужении, которое священники их начинают обыкновенно в полночь, несмотря на то, что оно очень долго продолжается. В церкви они никогда не садятся и молятся Богу только мысленно, так как большинство их них неграмотны и никто, не исключая и священников, не знает греческого языка. Праздников у москвитян очень много; празднуют они их всеобщим трезвоном, начинающимся накануне и кончающимся на следующий день с закатом солнца. Работают они во все дни года без различия. Москвитяне имеют большую склонность к богомолию”43.

Невиль прибыл в Москву в то время, когда завершался период правления царевны Софьи (1682–1689). Весной 1682 года царь Федор Алексеевич умер бездетным, и, как уже было отмечено, в результате борьбы двух придворных группировок был принят компромисс, на русском престоле оказались двое: 10-летний сын Нарышкиной царевич Петр и сын Милославской царевич Иоанн.

Иоанн Алексеевич, сын царя Алексея Михайловича и его первой жены Марии Ильинишны Милославской, страдал глазной болезнью и был не способен к государственной деятельности. Дряхлый, почти слепой, он скончался от паралича в 1696 году, после чего началось единодержавное правление Петра I. Вот что писал Невиль о христианском благочестии царевича Иоанна: “Царь Иоанн, несмотря на то, что он совершенно парализован, проводит всю свою жизнь в посещении святынь. Между тем для него было бы гораздо выгоднее не показываться так часто в народе, но, напротив, совершенно скрыться в своем дворце, ибо он страшно безобразен и возбуждает только жалость, несмотря на то, что ему только 28 лет, так что на него трудно смотреть, Когда москвитяне куда-либо входят, они начинают класть земные поклоны, многократно креститься и кланяться образам или тому месту, где они должны висеть”44.

На традиции иконопочитания Невиль останавливается особо. Упоминая о встречах с царскими людьми, он пишет об этом обычае, “состоящем в том, что они, осеняя себя несметное количество раз крестным знамением, молились перед образом Богоматери, всегда находящимся в углу каждой комнаты”45.

В своих записках Невиль уделяет внимание и вопросу о вероисповедном единстве. Интересно его сообщение о шотландце Мезениусе, который поступил на русскую военную службу при царе Алексее Михайловиче (1645–1676). По словам де ля Невиля, “не сомневаясь более в его верности (Мезениуса. — Авт.), царь послал его в Рим, в 1672 году, сделать папе Клименту предложение относительно соединения Русской и Латинской Церквей на некоторых условиях. Возвратясь без успеха, он был произведен в генерал-майоры, и через некоторое время царь Алексей Михайлович, незадолго до своей кончины, назначил его гувернером к своему сыну, юному принцу Петру”46.

Ко времени приезда Невиля в Россию в Москве произошли события, повлиявшие на положение живших здесь католиков. В первую очередь это было связано с отстранением от власти царевны Софьи (1689) и падением ее фаворита В. В. Голицына (1643–1714). Как считал Невиль, Голицын стремился встать во главе Российского государства, устранив при этом права на престол царевичей Петра и Иоанна. Как пишет французский дипломат, Голицын предложил Софье следующее: “Царевна сочетается браком с Голицыным, а чтобы сделать их брак еще более приятным для всего света, в патриархи изберут Сильверста, инока греческой религии, но по рождению поляка, который немедленно предложит посольство в Рим для соединения Церкви Латинской с Греческой, что, если бы совершилось, доставило бы царевне всеобщее одобрение и уважение”47.

Будучи главой Посольского приказа со званием “царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегателя”, Голицын был известен своими симпатиями к Римско-католической церкви, что, быть может, и ускорило падение Софьи. (О дальнейшей судьбе царевны Софьи у Невиля также имеются интересные сведения, связанные с церковными моментами; по его словам, Софья “кончила падением и заключением на всю жизнь в монастыре с 800-ми монахинями, которых она нарочно вызвала из Киева с намерением приобрести как можно больше приверженок и в надежде, что они будут скорее блюсти интересы ее, нежели брата Петра, подданными которого они сделались только в 1666 году, когда палатинат и город Киев поляки уступили москвитянам”48.)

Как сообщал Невиль, Голицын думал “дать полную свободу вероисповеданиям в Московии; допустив уже в страну иезуитов, он часто беседовал с ними, но на другой же день после его падения они были высланы за границу, причем от имени царей было объявлено императору и королю Польскому, которые присылали их, что отныне им навсегда запрещается приезжать в Московию”49.

В результате католики, жившие в Москве, лишились своих священников; исключение было сделано лишь для польского ксендза, о чем и пишет Невиль под 1689 год, отмечая, что русские “запретили иностранцам въезд в Россию, равно как и отправление католической службы. Один только польский посланник, и то с большим трудом, мог получить позволение устроить у себя на дому часовню”50.

При этом уже не кажется удивительным и то, как русские христиане в то время относились к католикам: “Если римский католик вступает в их религию, — пишет Невиль, — они его снова крестят; ежели он женат, и жена его не соглашается вместе с ним переменить религию, он может жениться на другой”51. Но Невиль понимал, что в этой нетерпимости православных к католикам заключалось больше политических причин, нежели вероисповедных. Так, говоря, что “ни одно из вероисповеданий, за исключением католического, не находит себе в Московии запрещения”, он тут же подчеркивает, что католичество “москвитяне после своего (вероисповедания. — Авт.) считают самым лучшим”52.

Живя в Москве в течение долгого времени, французский посланник имел возможность хорошо познакомиться с церковными традициями ее жителей. Вот некоторые из его впечатлений о православном быте москвичей: “Они (русские. — Авт.) любят строить церкви, и всякий боярин, прежде чем выстроить дом, воздвигает часовню и содержит сообразно со своими средствами большее или меньшее количество монахов. В Москве находится 1200 церквей, выстроенных из камня, куполообразной формы, что придает им мрачный вид. Все они имеют по пяти башенок с колоколами, на каждой башенке находится четырехугольный крест, из которых самый малый имеет высоту трех локтей. Самые великолепные храмы Москвы суть: церковь Богоматери (Успенский собор в Кремле. — Авт.) и церковь Архангела Михаила, около царского дворца. Купол и башенки покрыты золоченой медью, а кресты вызолоченным серебром. Внутренность этих церквей раскрашена под мозаику. Против них находится огромная колокольня, где висит много больших колоколов, между прочим один в 20 футов в поперечнике, в 40 футов в вышину и один локоть в толщину. Чтобы придать этому колоколу звучность, пришлось отнять от него, при помощи резца, до 40 000 фунтов. В него звонят только в праздник Крещения, который считается у москвитян самым священным. В этот колокол ударяют также, когда царь спит с царицей, с тем, чтобы народ стал молиться за дарование им наследника, ибо дочерей в этой стране ни во что не ставят. Половина московских земель принадлежит монахам, ибо благочестие москвитян заключается в построении монастырей, из коих многие содержат более 100 монахов”53.

Эти строки де ля Невиль записал под 1689 год, а еще через семь лет началось единодержавное правление Петра I, и с этого времени в истории русско-французских отношений открывается новая страница.

1 См.: Символ. № 21, 1989. С. 179–180.

2 ЦГАДА. Ф. 53. Oп. I. Кн. 2. Л. 30 об.-31 об. Текст приведен в: Лурье Я. С. Известие Варфоломеевской ночи в русских “посольских делах”. XVI в. // Вопросы истории религии и атеизма. Т. VI. М., 1958. С. 224–225. Цит. по: Казакова Н. А. Ук. соч. С. 171.

3 ЦГАДА. Ф. 53. O. I. Кн. 2. Л. 152 об. Цит. по: Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI веков. Л., 1980. С. 181.

4 Цит. по: Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. I. Ч. I., СПб., 1851. Стб. 761.

5 Там же. Т. Х. Стб. 25.

6 Там же.

7 Там же. Т. I. Стб. 829–830.

8 Там же. Стб. 951.

9 Цит. по: Безобразов П. В. О сношениях России с Францией. М., 1892. С. 5–6.

10 Там же. С. 6,

11 Там же.

12 См.: Сборник Русского имп. исторического общества. Т. 34. 1881. С. II (предисловие).

13 Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию. СПб., 1906. С. 347–348.

14 Там же. С. 348.

15 Боплан. Описание Украины (1630–1648). СПб., 1832. С. 2.

16 Там же.

17 Там же.

18 Там же. С. 3.

19 Там же.

20 Там же.

21 Там же. С. 13.

22 Там же.

23 Там же.

24 Там же. С. 13–14.

25 Там же. С. 7.

26 Там же.

27 Там же. С. 78.

28 Там же. С. 79.

29 Цит. по: Безобразов П. В. Ук. соч. С. 15.

30 Безобразов П. В. Ук. соч. С. 17.

31 Цит. по: Статейный список посольства стольника и наместника Боровского, Петра Ивановича Потемкина во Францию, в 7175 (1667) году // Древняя Российская вивлиофика. Изд. 2. Ч. 4. М., 1788. С. 512 (далее: Статейный список).

32 Цит. по: Статейный список. С. 467.

33 Там же. С. 507.

34 Там же. С. 508.

35 Там же. С. 525–526.

36 Там же. С. 542.

37 См.: Сборник имп. Русского исторического общества. Т. 34. С. 3.

38 Цит. по: Безобразов П. В. Ук. соч. С. 31–32.

39 Цит. по: Сборник имп. Русского исторического общества. Т. 34. С. 11.

40 Там же. С. 14–15.

41 Де ля Невиль. Записки о Московии 1689 года // Русская старина. 1891. Т. 72, ноябрь. С. 270.

42 Там же. С. 270–271.

43 Там же С. 272.

44 Там же.

45 Де ля Невиль. Записки о Московии 1689 года // Русская старина. 1891. Т. 71, сентябрь. С. 433.

46 Там же. С. 429.

47 Де ля Невиль. Записки о Московии 1689 года // Русская старина. 1891. Т. 72, ноябрь. С. 261.

48 Там же. С. 258.

49 Там же. С. 266.

50 Там же. С. 265.

51 Там же. С. 272.

52 Там же. С. 273.

53 Там же.

https://magazines.gorky.media/neva/2010 … tra-i.html