(1552) Теодор Агриппа д'Обинье… родился в поместье Сен-Мори, близ Понса, в 1551 году, 8 февраля. Мать его умерла при родах, столь тяжелых, что врачи предложили выбрать между смертью матери и смертью ребенка. Назван он был Агриппой, от aegre partus*, и воспитывался в детстве вне родительского дома, ибо Анна де Лимюр мачеха его , была недовольна чрезмерными расходами, связанными с изысканным воспитанием, которое давал мальчику отец.

(1556) Как только сыну минуло четыре года, отец привез ему из Парижа наставника, Жана Коттена, человека бесчувственного и безжалостного, впоследствии преподававшего Агриппе одновременно грамоту латинскую, греческую и древнееврейскую. Этой системе следовал и Пережен, второй наставник его. Шести лет от роду ребенок читал на четырех языках. Затем к нему приставили Жана Мореля, парижанина, человека довольно известного; этот обходился с ним мягче…

(1559—1560) Семи с половиной лет, с некоторой помощью своих наставников, Обинье перевел Платонова "Критона", взяв с отца обещание, что книга будет отпечатана с изображением ребенка-переводчика на титульном листе. Когда ему было восемь с половиной лет, отец повез его в Париж…

(1562) В Париже школьника Обинье поручили заботам Матье Бероальда, племянника Ватабля, очень важного лица…

(1565—1567) Опекуном его был назначен Обен д'Абвиль, который, принимая во внимание огромные долги отца, заставил его отказаться от наследства в четыре тысячи ливров ренты и содержал его на доходы с имущества матери, оставив его еще на год на попечении Бероальда. Потом тринадцатилетний Обинье был отправлен в Женеву, где он слагал латинские стихи в большем количестве, чем прилежная рука могла бы записать. Он бегло читал труды раввинов, напечатанные без обозначения гласных, и переводил с одного языка на другой, не читая вслух подлинника. Он прошел курс философии и математических наук. Тем не менее, за незнание некоторых оборотов из Пиндара его опять отправили в коллеж, после того как он два года уже слушал публичные лекции в Орлеане. Тогда он возненавидел словесность, стал тяготиться учением и досадовать на наказания; он предался шалостям…
Вскоре началась вторая война. Обинье вернулся в Сентонж к своему опекуну, который, видя, что его воспитанник забросил книги и бьет баклуши, намеренно держал его взаперти до начала третьей войны.

По замыслу отца, опиравшегося на советы «ученых и сведущих людей», языком общения для мальчика должна была стать латынь. Маленькому Мишелю наняли преподавателя-немца по фамилии Горст (называли его латинской формой имени – Горстанус) и нескольких других учителей. Все они изъяснялись только по-латыни, равно как и отец с матерью и все, кому приходилось с ними общаться; по легенде, в этих местах потом еще долго были в обиходе некоторые латинские слова. В итоге к семи годам мальчик безупречно владел мертвым классическим языком, тогда как «столько же понимал французский или окружающий меня перигорский говор, сколько, скажем, арабский».

По утрам Мишель просыпался под нежные звуки музыкальных инструментов: отец считал важным не будить его резко и сразу. Ребенка почти не наказывали – «рассказывают, что в раннем детстве меня всего два раза высекли, и то лишь слегка», – писал Мишель. Он остался благодарен отцу за эксперимент своего детства на всю жизнь.

В 1539 году Мишеля де Монтеня отправили учиться в гиеньский коллеж в Бордо (в шесть лет). Эта школа считалась лучшей во Франции, к тому же отец договорился об индивидуальной программе обучения сына. Вместе с ним туда отправился в качестве преподавателя и домашний учитель Горст. Однако после свободного обучения в замке школа с ее жесткими дисциплинарными моментами Мишеля все-таки тяготила. Да и «родная» латынь у него порядком испортилась, когда языком повседневного общения все-таки стал французский.

Зато в школьные годы Мишель самостоятельно и добровольно прочел в оригинале Овидия, Вергилия, Теренция, Плавта; на тогдашний китч, рыцарские романы, он переключится позже. А также блистал в стенах школы актерскими талантами: директор гиеньской школы Андреа де Гувеа был театралом и ставил с учениками латинские пьесы, выходившие из-под пера преподавателей – Джорджа Бьюкенена, Гильома Геранта и Марка-Антуана Мюре.

Домашняя подготовка позволила юному Монтеню перепрыгнуть сразу через несколько классов, но школьное образование он оценивал скептически. «Выйдя из школы тринадцати лет и окончив, таким образом, курс наук (как это называется на их языке), я, говоря по правде, не вынес оттуда ничего такого, что представляет сейчас для меня хоть какую-либо ценность», – через много лет констатировал он.

Образование юный вундеркинд продолжил в Тулузском университете, одном из старейших и крупнейших в стране, где изучал античную литературу, философию и юриспруденцию. «С пяти утра студенты в течение пяти часов слушали комментарии профессора по тем или иным античным авторам, – писал об университетском распорядке современник Монтеня, будущий французский посол в Италии и архиепископ Тулузский Поль де Фуа. – После обеда читали Софокла и Аристофана или Еврипида, а иногда Демосфена, Цицерона, Вергилия или Горация. В час дня возобновлялись аудиторные занятия, длившиеся до 17 часов. Затем приводились в порядок тетради с записями и сверялись отрывки, цитированные профессором, что занимало более часа. После ужина снова читали греческую или римскую литературу».