Глава X
ИГРЫ ПЛАЩА И ШПАГИ

...

Это были «пять или шесть месяцев» относительного покоя. Хотя, говоря по правде, Маргарита прожила их среди головоломных интриг, потрясений и провокаций, чаше всего оказываясь в эпицентре всех вихрей, поднимавшихся в Лувре. Тут весьма кстати можно привести одно очень верное суждение Филиппа Эрланжера: «Лувр, похоже, превратился в обитель преступлений, заговоров и безумств…». Соперничество между королем и его братом сопровождалось бесконечной вереницей насилия. Миньоны короля, с одной стороны, и миньоны герцога, с другой, — а среди последних и столь дорогой ему Бюсси, — по любому поводу скрещивали шпаги… и с упоением протыкали друг друга. «Для того, чтобы подраться, этим людям достаточно одного косого взгляда, одной проскочившей между ними искры», — докладывал королю барон де Фенест. При этом каждый из них называл себя «рыцарем чести».
Нетрудно догадаться, что в Бюсси Марго вновь обрела своего «несравненного любовника». Он, по ее словам, был сама невинность. Но это именно он высокомерными насмешками над миньонами короля сделал их своими смертельными врагами.
10 января в Лувре, в большом зале Кариатид, у Бюсси произошла бурная размолвка с Филибером де Грамоном, графом де Гиш, чья жена Коризанда в будущем прославится тем, что станет любовницей короля Наваррского. Выхвачены шпаги, и словесный диспут перешел в настоящий бой сомкнутыми рядами. Сопровождаемый шестью пажами в раззолоченных одеждах, Бюсси отправился к воротам Сент-Антуан во главе трех сотен хорошо вооруженных дворян. В свою очередь Грамон явился «с фаворитами и сторонниками короля» — и «завязался беспощадный бой»…
В этом бою Грамон не получил ни единой царапины, но, «оскорбленный» безмерно, в тот же день после полудня отправился на улицу Прувер и попробовал проникнуть в дом, где остановился Бюсси. Возобновившуюся дуэль прервал отряд королевской гвардии. Арестованных дуэлянтов препроводили в Лувр и заперли в отдельных комнатах. Затем по приказу Генриха III под надзором маршалов Монморанси и Коссе произошло нечто вроде примирения.
Однако противостояние двух кланов зашло так далеко, что новых кровопролитий было уже не избежать. Нескончаемые нападки друг на друга перерастали в кровавые побоища, чаще всего у Сент-Антуанских ворот.
По словам Марго, Бюсси получал «тысячи оскорблений днем и ночью», особенно досаждал ему королевский фаворит Келюс, которого он в отместку обозвал «постельным миньоном». 1 февраля Келюс с тремя друзьями — Сен-Люком, Арком и Сен-Мегреном — напал у ворот Сент-Оноре на Бюсси и сопровождавшего его капитана Рокбрюна. Защищаясь и сам угрожая врагам, любовник Марго оказался приперт к двери какого-то дома. И бывают бывают же такие чудеса — дверь оказалась не заперта. Как в добрых старых романах плаща и шпаги, Бюсси проскользнул внутрь и запер ее за собой. В доме оказался запасный выход, а там, конечно же, его ждал нетерпеливый «португалец» прямо с королевской конюшни. Наш драчун пришпорил коня и унесся, как ветер. Правда, в этом бою был смертельно ранен лиможский капитан Рокбрюн.
Одним махом Бюсси достиг ворот Сен-Клу. Тотчас предупрежденный о случившемся, Франсуа Анжу заявил, что «оскорблен и возмущен ежедневными придирками к его людям по любым пустякам». С этой минуты одна-единственная мысль засела в его голове: покинуть двор брата, «чтобы где-нибудь в другом месте расположить собственный двор». Тем более что королевские миньоны вконец обнаглели. Однажды на балу они задрали уже и самого герцога, бесстрашно отпустив в его адрес более чем «пикантные» словечки. Особенно высмеивали они его уродство и малый рост, причем делали это нарочито громко, «чтобы оскорбления обязательно дошли до его ушей».
В отчаянии Франсуа пожаловался своей матери, которую «весьма опечалила» столь нетерпимая ситуация, и как бы между прочим сообщил ей, что намерен вскоре выехать на охоту. Конечно, обретя свободу, он тут же поскакал бы в Анжер, где располагалось его правительство. И достаточно было королю прослышать о выезде Франсуа на охоту, как он, уверенный, что это просто предлог для побега, пришел в ярость.
Однажды утром, даже не сняв ночной сорочки, Генрих влетел к матери «такой взволнованный, как если бы ему доложили, что враг стоит у ворот»:
— Мадам, о чем выдумали, позволяя моему брату уехать? Разве вы не видите, какой опасности в этом случае подвергнется мое государство? Нет никакого сомнения, что под видом охоты он замыслил какую-то авантюру…
В самом деле, Франсуа Анжу и Марго не прекращали разрабатывать свой заговорщический план — возвести герцога на фламандский трон. А это непременно привело бы Францию к войне с Испанией, которой Генрих благоразумно и безоговорочно не хотел. Убежденный, что заговорщики по ту и другую сторону северной границы наверняка состоят в переписке, он приказал своим шотландским гвардейцам перерыть сундуки брата:
— Вот увидите, мы найдем в них немало интересного.
Уступим повествование Маргарите, так как сцена, которую предстоит описать, уже нисколько не похожа на водевиль, и читатель мог бы подумать, что я из желания драматизировать сюжет дал волю воображению. Еще как следует не рассвело, когда Генрих, как был в ночной одежде, вместе с королевой-матерью отправился в покои Франсуа и принялся изо всех сил колотить в дверь, требуя, чтобы ему открыли.
— Это я! — кричал король.
Анжу «вскочил с постели и, зная, что ничего предосудительного не совершил, приказал своему камердинеру Канже открыть дверь». Разъяренный король с порога принялся «распекать» брата, обвиняя его в том, что тот не прекратил замышлять заговоры против государства.
— Я вам покажу, что значит идти против своего короля!
Генрих приказал своим стрелкам вынести сундуки герцога и удалить его слуг. «Он сам стал рыться в постели брата, убежденный, что там спрятаны бумаги. А брат мой как раз накануне вечером получил письмо от Шарлотты де Сов. Эта молодая очаровательная женщина, как известно, по приказу Екатерины обязана была оказывать любезности Франсуа.
Герцог попытался спрятать письмо, «не предназначавшееся для чужих глаз, — продолжает Маргарита. — Король попробовал вырвать его из рук брата. Герцог сопротивлялся, настойчиво повторяя просьбу не читать письмо — но это лишь разгорячало короля, уверенного, что бумажка поможет ему учинить процесс против брата. Наконец, завладев письмом, он прочел его вслух в присутствии королевы-матери, и воцарился полный конфуз... однако стыд за содеянную ошибку лишь подогрел досаду и гнев короля».
Чтобы отомстить за свою оплошность, он приказал арестовать Бюсси. Начальнику гвардии де Лоссу и его стрелкам велено было сторожить герцога, не спуская с него глаз. У капитана, когда ему объявляли этот приказ, увлажнились глаза.
— А что с моей сестрой? — спросил Франсуа.
— Король мне пока ничего не говорил, — ответила Екатерина.
— Если она на свободе, это облегчает мои страдания, — отозвался герцог, — но знайте, в каком бы состоянии она ни находилась, она меня любит и предпочла бы разделить плен со мной, чем оставаться на свободе без меня…
И Анжу добился от короля согласия, чтобы сестра разделила с ним неволю. Капитан де Лосс тотчас отправил за Маргаритой одного из шотландцев. Разбуженная внезапным приходом солдата, который бесцеремонно отдернул полог ее кровати, она с изумлением услышала:
— Бонжур, мадам, господин герцог просит вас прийти к нему.
Акцент, с которым говорил лучник, удивил Маргариту, она переспросила:
— Вы шотландец из королевской гвардии, не так ли?
— Да, мадам.
— У моего брата не нашлось никого другого, чтобы прислать за мной?
— Нет, мадам, всех его людей отстранили.
Узнав о ночной сцене, разыгравшейся в покоях брата, Маргарита «сильно опечалилась». При виде ее скорби стрелок — он, как всякий добрый шотландец, думал прежде всего о своих интересах — предложил устроить побег пленника:
— Не расстраивайтесь, мадам, я знаю, как спасти вашего брата, но для этого нужно, чтобы к нему приставили меня.
Королева заверила, что так и будет сделано и что он может рассчитывать на любое вознаграждение. Маргариту крайне тронули «величие и твердость чувств», которые Франсуа проявил по отношению к ней. Пересекая двор по направлению к покоям Анжу, она заметила, что куртизанки делали вид, будто не замечают сестру короля. Значит, она в опале! Через несколько мгновений брат и сестра, не стыдясь своих слез, обнялись:
— Моя королева, — сказал Анжу, — прошу вас, прекратите плакать. В тех обстоятельствах, в которых я нахожусь, только ваша печаль может причинить мне страдание.
Маргарита в своих «Мемуарах» безоговорочно встала на сторону Франсуа, хотя ей-то лучше всех было известно о существовании заговора, первые нити которого она же и сплела в ходе своего путешествия в Нидерланды.
Анжу спас капитан де Лосс.
— Нет такого француза, — заявил он Маргарите, — сердце которого не обливалось бы кровью при виде всего, что происходит. Я был слишком преданным слугой короля, вашего отца, чтобы не прийти на помощь его детям, даже если бы это угрожало моей собственной жизни. Куда бы ни упрятали вашего брата, его охрану, думаю, возложат на меня. Передайте ему: я спасу его, чего бы мне это ни стоило.
Екатерина попробовала хотя бы на время уладить разногласия, «переодеть» ситуацию, как любила она говорить. И это ей удалось: 15 февраля 1578 года произошло всеобщее примирение. Когда Генрих III и Анжу обнялись, в глазах их сверкали слезы… Король освободил Бюсси, который очередной раз выпутался «с галантностью, только ему и присущей», как не без восхищения пишет Маргарита. Позвали Келюса и настойчиво предложили ему помириться со своим врагом. Бюсси согласился и даже воскликнул со смехом:
— О чем говорить, сир, я готов его даже расцеловать!
И, по свидетельству очевидцев, он с такими церемониями церемониями обнял своего врага, что поцелуй мира превратился в буффонаду из итальянской комедии. Точно так же и остальные миньоны, королевские и герцогские, протянули друг другу руки «без ненависти и без препирательств» или, как пишет Пьер де л'Этуаль, «произнося тосты за здравие друг друга и чуть ли не урча от удовольствия…».
Король попросил сестру приложить все усилия, чтобы поддержать в Анжу эти «добрые братские чувства». Пусть он и думать забудет о войне во Фландрии! Маргарита, само собой, пообещала. Вот тогда-то капитан де Лосс, улучив момент, шепнул ей:
— Не думаю, чтобы это было последнее слово в спектакле.

...

А что же тем временем происходило с Бюсси? Обосновавшись почти безвыездно в замке Пон-де-Се, правитель Анжера — такую должность он занимал при герцоге Анжуйском — безумно скучал… вплоть до того дня, когда его посетила идея отправиться в Ла Кутансьер, чтобы нанести визит очаровательной графине де Монсоро, супруге главного ловчего — которую впоследствии прославит в своем романе Александр Дюма.
Обязанности главного ловчего при дворе требовали от графа Монсоро продолжительных отлучек из дому, и неизбежное произошло. Из легенды, которой обросли впоследствии эти события, исторически подтверждается лишь один эпизод. Бывший любовник Маргариты, галантный, но, увы, бесцеремонный господин, послал в Париж своему другу де Ту записку, в которой содержалась следующая фраза: «Я поставил силки на лань главного ловчего, и она попалась».
— Правда ли, месье де Ту, что вы получили новости от месье де Бюсси? — спросил его герцог Анжуйский.
Не заставляя себя уговаривать, де Ту показал письмо.
— Вы мне его доверите? — спросил Франсуа.
— Весьма охотно, монсеньор.
Анжу открыл содержание письма Генриху III и даже, как бы по забывчивости, оставил его в кабинете короля на столе.
Последствия нетрудно было предвидеть.
Король, державший зло на Бюсси за неверность по отношению к нему, показал письмо графу Монсоро и намекнул, что если тот решит отомстить за свою честь, он закроет на это глаза. Супруг во весь опор помчался в Ла Кутансьер и, как в хорошей мелодраме, сказал жене примерно следующее:
— Я все знаю. Напишите вашему ухажеру и назначьте ему свидание на завтра около полуночи.
Графиня Монсоро не посмела ослушаться.
За двенадцать дней до прибытия Маргариты в Нерак «в среду 19 августа 1579 года, — пишет Пьер де л'Этуаль, — Бюсси д'Амбуаз, губернатор Анжу, который выказывал столько надменности благодаря расположению своего господина и являлся причиной стольких несчастий и мздоимств в Анжуйской земле, был убит сеньором де Монсоро».
В самом деле, едва прибыв в замок, «Бюсси тотчас попал в засаду: добрый десяток или дюжина слуг графа де Монсоро накинулись на него. Поняв, что он предан и помощи ждать неоткуда, этот дворянин сражался до конца, доказав, как он часто говорил, что сердце его никогда не знало страха. Вскоре в руке у него остался только обломок шпаги, но он продолжал сражаться и этим обломком, пока не осталась уже одна рукоятка, и тогда он обрушил на нападавших стол, стулья, скамьи, скамеечки, которыми ранил или заставил обороняться трех или четырех противников, но в конце концов, оставшись без какого бы то ни было оружия, был побежден превосходящим числом врагов и нашел свою смерть у окна, из которого хотел выброситься, чтобы спастись». Есть свидетельства, что его труп, выброшенный убийцами из окна, повис на острых зубьях ограды, расположенной внизу.
«Таким был конец Бюсси, человека бесстрашного, но чересчур строптивого и небогобоязненного, что и принесло ему несчастье».
Узнав, уже в Нераке, о смерти того, кого она так любила, Маргарита вздохнула:
— В этом веке во всем мужском племени не было никого, кто мог бы сравниться с ним по силе духа, достоинствам, благородству и уму.
Это происшествие побудило ее написать продолжение катренов, навеянных катренами Бюсси «Дух Лизи, говорящий последнее прощай своей Флоре». Под Лизи подразумевался Бюсси, под Флорой — Маргарита.

ДИАЛОГ О СМЕРТИ БЮССИ Д'АМБУАЗА

У изголовья моей кровати мне чудится скорбный глас.
Как похож он на голос Лизи!
Руки, холоднее мрамора в тысячу раз,
Прикосновения, крики вблизи.

У ног моих юноша, в крови и рубцах,
В груди расползается холод льдин,
Сердце сковали ужас и страх,
Я в беспамятстве падаю рядом с ним.

Мадам, говорит он мне, победите страх,
Я, ваш Лизи, первым спускаюсь в ад.
Здесь, в долине вечных туманов, я — ваш призрак и прах:
Жизнь — вечный траур, никого не вернуть назад.

Я узнаю этот голос и, проснувшись, вновь
Вижу красу до боли знакомых черт.
Скажи, говорю я, рыдая, ярость каких богов
Затмила тебе этого солнца свет.